Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский
– Я думаю, надо всех позвать, – прикинул я. – Мы теперь экипаж.
– А я бы вздремнула полчасика. – Чернуха мечтательно потянулась, как сытая пантера. – Тут нельзя спать. Солнце шпарит, сгорим.
Она была права. Мы перебрались на корму и по очереди спустились вниз.
– Я считаю, что девочки должны занять нижние койки, – уверенно заявила Чернуха. – А мальчики верхние.
У меня не было возражений. Через люк мы протиснулись в прохладу основного отсека. Бодрый сидел в наушниках и слушал эфир. Что там могло быть интересно, я понятия не имел, разве что отсюда Турцию ловит, или станции в горах Болгарии. Увидив нас, он сдвинул наушник с одного уха. Чучундра дремал на своей койке одетым, поверх покрывала.
– Командир, есть идея! – Мой голос вырвал его из дремоты.
– Ну? – не открывая пробурчал он.
– Давай назовем машину. Класс «ММ-21». Чайка предложила Марину, но так ведь платформы называются. Не хочется называть машину, как тварь.
– Кстати, это правильно! – поддержал меня Бодрый. – Заодно будет нам позывной.
В голове вертелись разные варианты, но тут я вспомнил батиплан, который Альбинос выдал много лет назад Вершинскому. Его назвали без пафоса, в шутку, потому что корма у него была широкой, и потому что переделан он был из шпионского робота. Его назвали «Шпик толстогузый», и именно это название стало легендарным, а не «Коча», как назывался первый построенный батиплан.
Я поделился этим соображением с остальными. Ксюша пожала плечами, Чернуха хмыкнула, Бодрый задумчиво почесал макушку, а Чучундра воскликнул:
– Мымра! Две буквы «м» в названии серии. Их если пытаться подряд произнести, по любому получится «мым».
– Точно! – радостно поддержал его я.
На мой взгляд это было самое то, что нужно.
– Клевый позывной! – Бодрый улыбнулся. – Мымра, на связи!
И в тот же момент динамик свободного порта ближней связи щелкнул, а затем из него раздался голос Вершинского.
– Внимание в эфире! Хай вызывает «ММ-21». Повторяю! «ММ-21», Хаю на связь!
– На связи «Мымра»! – ответил Бодрый.
– Молодцы, осваиваетесь, – одобрительно хмыкнул Вершинский. – Чернуха, ездить пробовала?
– С утра на симуляторе. – доложила она. – И по площадке прокатилась. Машина послушная. Привыкать надо, но в принципе, пара дней, и я смогу ее задом в ангар загнать.
– Пока не надо, – ответил Вершинский. – Тонкой пластике будем учиться потом. Сейчас мне важно вас подготовить к рейду. Я вас внес в транспортный журнал на выезд за пределы базы. Нужно покататься немного. Жду вас у южных ворот.
Нас не надо было уговаривать. Чернуха тут же запрыгнула в кресло пилота, Чучундра перебрался в командирское, а мы с Ксющей заняли места за огневыми пультами. Взвыли приводы люка, устанавливая броневую крышку на место, мощно зашипел газовый стартер, турбина взвыла, разгоняясь. Чернуха включила ходовые мониторы, врубила трансмиссию и не спеша покатила прочь от ангара.
Не смотря на внушительную высоту, машина имела собранный, даже приземистый вид и выверенные пропорции, так что ширина у нее была соответствующей, и когда мы выкатили на улицу, там кроме нас места уже никому не осталось. К счастью, движение на базе трудно было назвать оживленным, хотя одному водителю грузовика все же пришлось заехать колесами на бордюр, чтобы нас пропустить. Чернуха ухнула ему гудком в знак благодарности, в ответ водитель с улыбкой показал выставленный вверх большой палец.
Гражданские взирали на нас с почтением. А смуглые пацаны, из детей перебазировавшегося к нам турецкого контингента, забросили в кусты колесный обод, с которым играли, и долго бежали за нами следом.
Наконец Чернуха вывернула на главную дорогу поселка, тут было попросторнее, и она поддала газу. У КПП нас ждал Вершинский, держа под мышкой складной стульчик. С ним он выглядел потешно, как рыбак, собравшийся на речку ловить леща. Через плечо у него висел мощный бинокль. Чернуха лихо тормознула у обочины, загудев приводами разъединения трансмиссии. Турбина низким тоном загудела на холостых оборотах.
– Чучундра, выйди отметиться в журнале, – произнес Вершинский в эфире, прижав в ухе горошину рации.
Когда с формальностями было покончено, Вершинский забрался через люк, тут же расселся в кресле командира, а Чучундре предложил складной стульчик, поставив его между нашими с Ксюшей креслами. Автоматический шлагбаум поднялся, Ксюша тронула машину, и мы покатили на юго-восток.
– Надо обогнуть озеро, – поделился планами Вершинский. – Как будет развилка, сворачивай.
– На северную точку, к свинарникам? – удивилась Чернуха.
– Почти. Я там для вас приготовил кое-какое развлечение.
Чернуха усмехнулась и поддала газу. Турбина взвыла, «Мымра» чуть присела на заднюю четверку колес, и начала уверенно разгоняться по пустому стеклоновому шоссе.
Вскоре мы свернули строго на север, по отремонтированному мостику пересекли речушку, впадающую в озеро, и покатили почти точно на север. Там, на другом берегу и подальше от выхода к морю, тихую и мирную службу нес сельскохозяйственный корпус, бойцов которого мы ласково звали свинюшниками. Корпус состоял, по большей части, из проштрафившихся бывалых охотников и приставленных к ним бесперспективных салаг, которым таким образом предлагался шанс набраться перспективности. Я был уверен, что мы едем туда, затариться каким-то особым провиантом для рейда, но нужный поворот мы проехали. Чернуха спрашивать ничего не стала, ждала указаний.
– Сбавь скорость, скоро будем сворачивать прямо в степь, – приказал Вершинский.
Я много раз слышал от него, что по тем или иным надобностям он бывал на северной точке. Я никогда на это не обращал внимания, но сейчас задумался, что ему вообще было делать на другом берегу озера? Свиней инспектировать? Теперь это казалось мне очень странным.
Чернуха, аккуратно водя ручкой штурвала, съехала с шоссе на запад. «Мымра», отрабатывая адаптивной подвеской, перекатила колеса через глубокий кувет, чуть увеличила и без того внушительный клиренс, и покатила через степь, оставляя позади пыльный след. Дождей не было больше двух недель, земля хрустела под протекторами и рассыпалась в прах. Иногда колеса налетали на довольно большие валуны, вросшие в грунт, но «Мымра» проходила их без малейшего затруднения, обозначая препятствия лишь звонкими, похожими на удары мяча, ударами туго накачанных баллонов.
Вскоре ровная степь вздыбилась довольно высокими холмами, и Чернуха аккуратно правила по ложбинам между ними. Ясно было, что мы с каждой минутой приближаемся к морю, и, не смотря на мощную броню, мне снова стало не по себе.
– Курс триста! – приказал Вершинский.
Чернуха заложила штурвал вправо и мы заехали на вершину холма.
– Стоп!
Зашипели тормоза. Вершинский тут же поднялся и выдвинул из броневой стойки между кабиной и огневыми пультами неприметную лесенку. По ней, прихватив складной стульчик, он вскарабкался наверх и открыл незамеченный нами люк на краю крыши, правее ствола орудийной башни. Это было намного удобнее, чем открывать основной люк, выбираться наружу, а потом залезать по кормовой лестнице. А при форсировании водных преград и вовсе незаменимо.
– Давайте за мной! – велел нам Вершинский, и скрылся на крыше.
Мы с Ксюшей выбрались первыми, за нами остальные. С крыши стоящей на холме амфибии вид открывался до самого моря, но не оно меня удивило, а два довольно больших водоема, раскинувшихся между нами и морем.
– Соленые озера, – пояснил Вершинский. – Я тут для вас полигон устроил. Будем учиться вождению и стрельбе.
Я пригляделся и рассмотрел что-то похожее на полосу препятствий, состоящую из нескольких рвов, насыпей и самих озер, которые, как я понял, придется форсировать на амфибии. Я прикинул, как тут кто-то работал экскаваторами и грейдерами. Не позавидуешь. До моря километра три, земноводные запросто могли преодолеть это расстояние, если услышали шум техники. Но раз выкопали, значит, была возможность.
– А не слишком близко к морю? – осторожно спросил я. – Земноводные не мешали строительству?
– Не мешали, –
